Datasets:
DmitryYarov
/
aristotle_csv__ext

Dataset card Data Studio Files Community
1
text
stringlengths
2
1.22k
Во главе всего здания поставлена им Первая философия, названная потом метафизикой, задача которой исследовать общие основания всего сущего.
Из установленных начал форма, вещество, причина и цель А. определяет отношение двух первых в том смысле, что в каждом отдельном предмете между формой , как общим, и веществом, как особенным, существует связь, в силу которой форма должна быть рассматриваема как осуществление энтелехия, того, что материя заключает в себе только в виде возможности потенция, .
Следовательно, только форма придает материи действительное существование, делает предмет тем, чем он есть.
Но, с другой стороны, необходимо признать существование некоторой нематериальной формы как высшего и совершеннейшего бытия, как частной творческой деятельности актуальность последнюю А. находит в мыслящем в самом себе разуме, в божестве, которое, следовательно, в сущности есть чистая форма, противополагаемая, как деятельное начало, материи, существующей только в виде возможности.
Бог как чистая деятельность есть вместе с тем и первая причина всякого движения , недвижимый двигатель всего, а в противоположность ему материя является вместилищем проявляющихся в отдельных актах творения механических причин и, следовательно, есть причина случайного.
Между нею и Божеством лежит весь безграничный мир реальных существ, которые в силу своего большего или меньшего приближения в чистой форме образуют преемственную лестницу творений.
Ср.
Глазер, Берлин, .
К теоретической философии А. относит и математику, признавая ее за чистую формальную науку, но сам ею не занимался.
Тем шире зато развиты его метафизические воззрения в физике, для которой он воспользовался громадным материалом своих естественно-научных сведений.
Все его миросозерцание и учение о природе зиждется на понятии о целесообразности, заключающемся уже в основном понятии энтелехии.
Мир вечен в смысле времени он не имеет ни начала, ни конца.
Творчество в природе есть процесс постоянного образования и разрушения, цель которого приближение материи к духу, победа формы над материей, осуществляющаяся наконец в человеке.
Это подчинение материи форме выражается в постепенном развитии, идущем от неорганического к органическому и, далее, к миру животных и завершающемуся человеком.
Этот процесс развития А. понимает к том смысле, что на каждой высшей ступени органической жизни повторяется сущность низшей, но в соединении с новой, ей одной свойственной силой, и с этой точки зрения им начертана его система зоологии.
Ср.
И.
Б.
Мейер, Берлин, Зундеваль, Стокг., .
В человеке вместе с общими всем животным свойствами соединяется еще особая сила мыслящий разум.
А. определяет человеческую душу как энтелехию человеческого тела к присущей уже растению образовательной силе питающая душа и свойственной животным способности чувствования, желания и движения чувствующая душа у человека присоединяется еще разум , разумная душа, который независим от тела и бессмертен, тогда как две другие части души погибают вместе с телом, с которым они связаны.
Ср.
Р.
Ф.
Фишер, Эрланген, , Эбергард, Берлин, Фр.
Брентано, Майнц, Шенье , . .
Установив классификацию психических явлений, А. должен был искать в ней и основания для своей этики.
Если разум есть высшее, что таится в человеческой душе, то только он и может считаться верным руководителем к достижению высшего блага счастия.
Поэтому А. определяет добродетель как развитую путем постоянного упражнения способность человека делать разумное единственным предметом своих желаний и учит, что из добродетельных поступков с естественною необходимостью вытекает и высочайшее наслаждение.
Но так как разумный человек всегда выбирает справедливую середину между двумя крайностями, то за высшую добродетель А. признает справедливость, знающую меру.
См.
Эйкен, Франкф.-на-., , Рассов, Вейм., Грант, т., Лондон, .
Но справедливость находит себе полное воплощение только в государственной жизни, для которой, по мнению А., человек рожден уже в силу того, что он обладает даром слова.
Он прямо называет человека политическим животным.
И если этика А. подчинением добродетели рассудочной способности человека остается позади платоновской, зато в его политике сказывается гораздо более глубокое и тонкое понимание исторической деятельности и блестяще проведено стремление внести этические начала во все реальные отношения политической и общественной жизни.
Если при этом люди с мало образованным умом обрекаются им исключительно на повиновение и таким образом дается философское оправдание рабству древнего мира, то ввиду современных ему условий это тем менее должно быть поставлено ему в упрек, что оно находилось в связи со всеми его этическими принципами.
Вместо проекта утопического идеального государства его политика содержит сравнительную оценку монархических, аристократических и демократических государственных форм, сводящуюся к тому, что самое лучше государственное устройство то, в котором все эти три элемента гармонически соединены между собою.
См.
Онкен, Лейпц., .
Что касается поэтической или технической философии, то, кроме риторики и замечаний о педагогике, заключающихся в -ой книге его Политики, А. разработал только поэтику.
Независимо от занимательности и удовольствия он требует от искусства служения нравственному усовершенствованию человека путем умиротворения его страстей и душевных волнений.
На этом основана его теория трагедии, высоко ценившаяся таким знатоком искусства, как Лессинг.
Ср.
Зуземиль, Грейфсв., Тейхмюллер, т., Галле, История А. философии.
В отношении научной полноты и стройного распределения материала ни одна система древней философии не может идти в сравнение с аристотелизмом.
Тем не менее, в последовавшую за тем эпоху греко-римского культурного развития учение А., державшееся вдали от практической жизни и полагавшее свой центр тяжести в знании, значительно отступало перед влиянием других учений Платона, стоиков и эпикурейцев.
Только в самой школе перипатетиков, не покидавшей места, где прежде раздавался голос учителя, учение его сохранилось в довольно чистом и неизмененном виде.
Главы школы, между которыми громкое имя приобрели Феофраст, Эвдем и Аристоксен, либо занимались преимущественно специальными отраслями знания, либо развивали логические исследования А., как, напр., Феофраст, главным образом, разработал учение о силлогизме.
При Стратоне Аристотелевское учение получило натуралистический характер, а в следующих поколениях, у представителей школы Ликона около до Р.
Х., Аристона , Критолая бывшего в в Риме, Стабея, Диодора и Кратиппа около до Р.
Х., которого особенно высоко ценит Цицерон, приняло в согласии с духом времени морализирующее направление.
Ср.
Мейрер, Вейм., .
В Риме сочинения А. сделались известными благодаря в особенности трудам Андроника из Родоса и Боэция, но и тут влияние аристотелизма решительно оставалось позади других систем, хотя следы этого влияния чувствуются в этических взглядах Цицерона, Варрона, Сенеки, Плиния Младшего и др.
Ср.
Штара, Лейпц., .
Лишь после того, как на смену морализирующего направления явилась ученая эллинистическая философия, синкретизм новоплатоников снова привлек внимание к Аристотелю и он нашел себе целый ряд комментаторов в ученых александрийской школы.
Между ними особенного внимания заслуживают Александр Афродизийский около п.
Р.
Х. и в веке Симплиций около .
Наконец, сам неоплатонизм, основателю которого, Аммонию Саккасу, приписывается принятое потом афинской школой мнение о тождестве учений Платона и А., в момент своего наибольшего развития, у Плотина см. это сл., поставил аристотелизм на втором месте, рядом с платонизмом, и выводил из платоновской высшей идеи добра Аристотелевский мировой разум отношение, которое у систематического завершителя этого направления, Прокла см. это имя, сложилось еще больше в пользу А.
Что касается тогдашних учений отцов церкви, во многих отношениях проникнутых этим синкретизмом, то их религиозному чувству гораздо ближе были Платоновская метафизика и нравственное учение стоиков, хотя уже и в то время они начали знакомиться с логическими сочинениями А. как с формальным органом научного познавания и изложения.
Зато тем могущественнее влияние А. сказалось, начиная с века, в арабской философии.
С одной стороны, строгий монотеизм магометанской религии с живостью ухватился за Аристотелевскую метафизику и учение о божестве как за научное подтверждение своих учений, а с другой стороны араб. медицина находила себе обильную пищу в богатом, тщательно распределенном материале естественно-научных трудов А.
И действительно, мы уже рано находим у них переводы сочинений А. и некоторых перипатетиков, выполненные преимущественно при посредстве сирийских ученых, между которыми в ст. особенно выдавался Григорий Баргебреус или Абульфарадж.
Ср.
Фенрих, , , , Лейпц., Ренан, Пар., .
Однако на первых порах с влиянием А. соперничал появившийся одновременно в арабских извлечениях неоплатонизм.
Так, скоро после комментатора логических сочинений А., Алкенди, мы встречаем философа Альфараби первая половина ст., который в своей метафизике стоит преимущественно на почве неоплатонической эманационной теории теории истечения, хотя его логические исследования насквозь проникнуты влиянием А.
Только у Авиценны род. п.
Р.
Х. аристотелизм проложил себе путь и в метафизику, хотя все еще не совсем свободный от неоплатонических элементов.
Логико-метафизическая форма, которую придал этот философ Аристотелевскому учению об отношении общих понятий к частному, имеет для нас тем большее значение, что уже в конце столетия благодаря латинским переводам комментариев Авиценны она получила доступ на Западе и там существенным образом определила собою учение схоластиков, в особенности Альберта Великого.
Большим авторитетом как на Востоке, так и на Западе пользовались в течение многих столетий медицинские и естественно-научные сочинения Авиценны, тоже опиравшиеся на труды А.
Если на Востоке арабская философия стремилась при помощи учений А. теснее укрепить свою связь с магометанским правоверием стремление, завершившееся в ст. у Алгацали полным отрицанием всяких философских попыток и проповедью строгой ортодоксии, то в Испании под влиянием А. арабская наука приняла более свободное и самостоятельное развитие.
Уже в начале ст.
Авемпаце, известный, кроме своих трудов по логике, комментариями к естественно-философским сочинениям А., развивал, главным образом, мысль о постепенном, преемственном развитии человеческого духа из инстинктивного, животного состояния до участия в божественном разуме.
Ту же мысль проводил потом Абубаср в виде явного протеста против положительной религии.
Наконец, самый знаменитый из арабских философов, Аверроэс , создал систему, близкую к пантеизму.
Почти ко всем сочинениям А. он написал краткие или подробные парафразы и комментарии, излагая в то же время свое собственное учение в целом ряде важных трудов, направленных преимущественно против правоверия Алгацали.
В логике он был последователем А. в толковании Авиценны, и главный вклад его в учение чистого аристотелизма сводится к мысли, что только в самом драгоценном достоянии человека, в знании, личность его является участницей в едином, вечном, истекающем из сущности божества и общем всему человечеству разуме и что это участие прекращается с угасанием органической жизни.
Ср.
Э.
Ренан, Пар., .
Если уже Аверроэсу и его сочинениям пришлось много терпеть от преследований самих магометан, то с сокрушением мавританского господства в Испании окончательно увяла и эта последняя отрасль арабской философии, имевшая свои корни в А.
Ср. ммд-ль-Штни, . на нем. яз.
Гаарбрюккером, т., Галле, Вюстенфельд, Геттинг., Шмельдерс, Пар., Равессон, Париж, .
Не меньшую притягательную силу Аристотелевская метафизика и его учение о Божестве представляли для еврейского монотеизма, и после падения мавританского господства в Испании наследство арабских аристотеликов перешло к евреям.
Ср.
С.
Мунк, Пар., .
Если средневековый мистицизм евреев, нашедший себе воплощение в каббале, изобличает больше влияние неоплатонизма и религиозных систем Востока, то правоверное учение еврейства уже в и Х ст. стоит ближе к учению А.
Однако уже учение Соломона-бен-Гебироля , которого схоластики считали за араба под именем Авицеброна, заключает в себе смесь аристотелевских и неоплатонических учений.
С другой стороны, около Абраам-бен-Давид из Толедо пытался привести учение А. в согласие с еврейской догматикой, а самый значительный из средневековых еврейских богословов, Моисей Маймонид , до такой степени находился под влиянием А., что позволял себе уклоняться от его незыблемого научного авторитета только там, где это безусловно требовалось богословской догмой, как, напр., в учении о создании мира во времени, и где применявшееся им с целью примирения разума с откровением аллегорическое толкование религиозных сказаний оказывалось недостаточным.
Следует упомянуть еще жившего в начале ст.
Леви-бен-Гершона Герсонида, ученого переводчика комментариев Аверроэса и самостоятельного представителя его интеллектуального пантеизма.
Ср.
Г.
Грец, т. -ой, .
Если, таким образом, своим метафизическим учением о Боге аристотелизм мог быть приведен в соглашение с религиозными умозрениями арабов и евреев, то в развитии христианского богословия первенствующую роль играла логика А., долженствовавшая, как совершенная форма мышления, служить для подтверждения догматов.